Правосудие первобытное и современное. Разрешение споров в анархистских и государственных обществах - Боб Блэк

Если слово «сообщество» расплывчато до такой степени, что часто становится бессмысленным, то «коммунитарное» ещё хуже. Оно появляется, часто более одного раза, на 28 из 186 страниц книги Брейтуэйта. Его определение «коммунитаризма»: « (1) тесно переплетённая взаимозависимость, где взаимозависимость характеризуется (2) взаимными обязательствами и доверием и (3) интерпретируется как вопрос групповой лояльности, а не индивидуального удобства. Таким образом, коммунитаризм противоположен индивидуализму». Коммунитаризм будет включать в себя молодёжные банды и мафию.429 Другое слово, обозначающее противоположность индивидуализму, – «авторитаризм». Брейтуэйт не понимает различия между противоположностями и противоречиями. Он даже представить себе не может, что в личной свободе есть какая-то ценность.

Существует ли хоть одна современная индустриальная страна, которая приближается к коммунитаризму? Автор этого не говорит. В Японии этого нет. Даже в Сингапуре этого нет. Брейтуэйтовская (1) (тесно переплетённая взаимозависимость) характеризует любое общество со сложным разделением труда – это прошлогодний снег: органическая солидарность Дюркгейма и Gesellschaft (общество) Тённиса. Брейтуэйтовские (2) (взаимные обязательства и доверие) не характеризуют ни одно государственное общество. Его (3), вульгаризация греческой, римской и колониальной американской идеологий общественной добродетели, в современных обществах характеризует только официальные идеологии фашистских государств. По общему признанию, в настоящее время не существует фашистского государства, хотя Северная Корея и, возможно, Сингапур подходят для (3). Даже Брейтуэйт признаёт, что не хотел бы жить в Японии. Ему никогда не приходит в голову, что какие-то из этих трёх характеристик могут противоречить друг другу. Это объясняет, почему они никогда не встречаются все вместе. Почему, другими словами, коммунитарных обществ не существует. Современные государственные общества не могут быть коммунитарными. Их правовые системы не могут быть коммунитарными.

Исторически, Gemeinschaft (общность) породила Gesellschaft (общество), но Gesellschaft не порождает Gemeinschaft. Тённис, социалист, считал, что социализм был окончательным выражением Gesellschaft, но что оно породит современную версию Gemeinschaft. Маркс, коммунист, верил в то же самое: государственный социализм (необходимый этап) скоро отомрёт. Правительство людей будет заменено управлением вещами; и при коммунизме более высокой стадии не будет государства, только свободная ассоциация производителей, в которой действует принцип: от каждого по способностям, каждому по потребностям. Брейтуэйт, Зер и арджеи об этом не говорят.

Брейтуэйт понимает, что социальный контроль почти полностью основан на неформальных санкциях. Я часто подчёркиваю это. Но система уголовного правосудия по определению не может применять неформальные санкции. Она по определению формальна. Мой тезис на протяжении всего этого эссе состоит в том, что формальное государственное правосудие разрушает первобытное, анархистское правосудие. Сторонники РСЦ в прошлом и сторонники ВП сегодня пытались и не смогли увильнуть от этой дилеммы. В книге, написанной для получения своего статуса, Брейтуэйт даже не попытался.

Брейтуэйт иногда кивает на первобытные общества, но возможно он знает о них даже меньше, чем первые арджеи. Рассмотрим мои примеры первобытных обществ. Спор ифугао – это противоположность реинтегрирующему пристыжению. Его цель – добиться примирения или, по крайней мере, сдержанности, никого не пристыжая. Пристыжение разрушило бы цель. Ифугао – гордые индивидуалисты. Никто ни за что не извиняется. Среди жителей плато Тонга пристыжение так же не играет никакой роли.

«Собрание» у кпелле – единственный пример, который хотя бы внешне похож на реинтегрирующее пристыжение. Оно включает в себя групповой процесс или церемонию, кульминацией которой является публичное формальное извинение обидчика. То, что следует за этим, – это не отпущение грехов, а скорее пивная вечеринка за счёт ответчика. Никого не нужно реинтегрировать, потому что никто изначально не был де-интегрирован. Это был всего лишь незначительный спор. Когда в первобытном обществе невыносимый человек окончательно де-интегрируется – объявляется вне закона, – это необратимо. Тогда он покойник.

Один из многих недостатков Брейтуэйта заключается в том, что он, по его же признанию, на самом деле не понимает практической разницы между виной и стыдом. В этом отношении он напоминает пуритан, возможно, не таких, какими они были на самом деле, а таких, какими они изображены в «Алой букве». Для него пристыжение просто заставляет кого-то чувствовать себя виноватым. Без сомнения, стыд и вина часто связаны в конкретных случаях. Это может быть причиной избегать и того, и другого.

Хотя тема слишком обширна, чтобы развивать её здесь, чувство вины соответствует ощущаемому личному чувству греха, тогда как стыд соответствует ощущаемому чувству публичного бесчестия.430 Бесчестие может быть результатом не только того, что вы делаете, но и того, что кто-то делает с вами, когда это общеизвестно. Отпущение грехов происходит в результате раскаяния и прощения. Стыд рассеивается когда бесчестие стирают местью или – если это приемлемо – эквивалентом, компенсацией. Вина и стыд, хотя их и могут спутать запутавшиеся, в корне отличаются друг от друга.

Разница между культурами вины (такими как наша) и культурами стыда (такими как традиционная Япония, гомеровская Греция, другие средиземноморские общества и мусульманские общества) обсуждалась различными учёными, и Брейтуэйт немного знаком с литературой,431 хотя ему трудно её понять. Очень вероятно, что это различие также теряется для большинства других австралийцев, американцев и жителей Запада. Избавляясь от нашей аристократии, мы также избавлялись от её ценностей, вместо того чтобы распространять их. Ницше сожалел об этом. Я тоже так думаю. Рауль Ванейгем в замечательной фразе призвал к «хозяевам без рабов»,432 но массы – это скопление рабов, либо с хозяевами, либо – более или менее – без хозяев. Их рабство добровольно.433 Там, где нет хозяина, люди порабощают самих себя. У них, как упрекнул их Макс Штирнер, в голове не все винтики в порядке.434